— Тем более, что лоцмана я вам сейчас найти не смогу. Только утром.
— Что ж. Значит утром, — сдался Свертль.
— Мы вернемся на корабль или всю ночь проторчим здесь? — шепотом спросил Коготь, наклонившись к уху Глеба.
— Не знаю.
— Вот дьявол! Ну, что ж, будем извлекать из своего положения максимальную пользу. — Маг задвигал руками, добираясь до еще не продегустированных блюд.
Глебу хотелось спать. Он часто зевал, прикрывая рот ладонью. Слипались глаза. День выдался слишком долгим и тяжелым. А еще целая ночь впереди…
Вгоняя в дремоту, капитан и комендант нудно говорили о морских проблемах, пересыпая свои речи длинными маловразумительными терминами и названиями. Иногда в разговор встревал Свертль. И тогда беседа переключалась на темы более понятные, но такие же неинтересные: торговля, цены, конкуренция…
А потом комендант вспомнил что-то, оборвал неоконченную фразу и посмотрел на Когтя.
— Теперь я хотел бы послушать, что там у вас случилось с этими пиратами.
Маг поднял голову, мгновение размышлял, с чего бы начать, потом открыл рот — и его понесло. Он врал, нисколько не стесняясь присутствующих свидетелей, а иной раз и адресуясь к ним, требуя, чтоб они подтвердили истинность его слов. Глеб, привыкший к выходкам друга, только посмеивался. Зато очумевшие Свертль и Рукх, невольно кивали головами, настолько убежденно вел свой рассказ Коготь. Комендант услышал, как десяток отлично оснащенных кораблей с пушками несся наперерез беззащитному торговому каравану. Как целый флот атаковал головное судно. И как маг зажег десяток солнц — по числу атакующих кораблей — и противник в одно мгновение был испепелен. Коготь утверждал, что море покраснело от крови, а какое-то времени воды и вовсе не было видно, так как всюду торчали головы тонущих…
— Я мог бы перебежать по их затылкам на берег и вернуться назад. Корабль просто не мог двигаться. А эти разбойники карабкались на палубу, но я сшибал их, бил пламенем…
Комендант невозмутимо слушал.
Когда маг смолк, комендант серьезно кивнул и заговорил о том, как нелегко плавание в северных водах и какими опасностями оно чревато. Капитан Рукх поддакивал, щурил свой единственный глаз и нескончаемо дымил трубкой…
Глеб все зевал и клевал носом. Он рассеянно о чем-то думал, грезил. Он уже не воспринимал слова собеседников. Слышал только ровный монотонный гул. Уставший мозг постепенно отключался, но уснуть прямо здесь, за столом Глеб не решался — удерживала врожденная осторожность Двуживущего. Инстинкт самосохранения…
Надо дотерпеть…
Он встряхивался, обводил взглядом лица товарищей, вновь на какое-то время обретал возможность понимать разговор…
Он и не заметил, как вдруг пришло утро.
Величавая река неторопливо несла свои воды по протяженной лессовой долине, раскинувшейся у подножья гор. Она брала исток в озере Пяти Голов, набирала силу, подпитываясь кристально чистыми ледниковыми ручьями, подтачивала, размывала берега и в конце своего пути вливалась в океан. За многие сотни лет река вынесла к устью миллионы тонн осадочных пород, образовав десятки островов и сотни отмелей…
Корабли осторожно двигались на юг, пробирались вверх по течению. По мере продвижения вглубь материка постепенно теплел воздух, отступала зима, лишь бодрящей свежестью дышала вода, да белели над горизонтом снежные вершины. Ночи становились все темней…
Паруса были убраны, только хлопали, цепляя ускользающий воздух, треугольные кливера. Глядя на их трепыхание, Глеб гадал, что предпримет капитан, если ветер сменит направление или стихнет совсем.
На капитанском мостике головного судна, бок о бок с одноглазым Рокхом, стоял коренастый бородатый человек в робе. Он поднялся сюда, когда корабли покидали форт, и с того момента так ни на минуту не оставил своего поста. Даже еду для него приносили на мостик. Хмурому капитану приходилось мириться с присутствием этого человека. Река любила обманывать путешественников и часто меняла русло, размывая старые лессовые отложения и нанося новые отмели, не обозначенные на картах. Только опытный лоцман — а по утверждению коменданта, бородач был лучшим лоцманом — мог провести здесь корабль, не посадив его на мель, точно держась переменчивого фарватера.
— Отсюда начинаются исконные земли гномов, — сказал Свертль. — Драконьи скалы — наша родина.
Черные пики отвесно уходили ввысь, оставляя взору лишь узкую, похожую на трещину полоску неба. Было сумрачно, хотя где-то там, над ущельем, вовсю светило невидимое отсюда яркое солнце. Негодующая река, стиснутая каньоном, лишилась своей неторопливой и самоуверенной величавости Ее глубокие воды стремительно неслись мимо каменистых берегов, закручиваясь в бешеные водовороты. Цепи тяжелых якорей натянулись и с трудом удерживали корабли на месте.
— Разве может так говорить Двуживущий? — спросил Глеб. Он, Коготь и Свертль стояли на носу головного судна и смотрели, как суетится на тесном берегу команда, готовясь к преодолению порога. Над головами матросов возвышался мохнатый торс Тролля — силач был незаменимым помощником.
— Конечно, я не настоящий гном. Но только в том смысле, что я не был рожден в глубине подземелий. А все остальное… Я перенял привычки и обычаи моего племени, я знаю все секреты работ по металлу, никто лучше меня не разбирается в геологии… Я горжусь своей принадлежностью к горному роду. Так можешь ли ты утверждать, что я не полноценный гном?
— Ты прав, — Глеб вспомнил свою жизнь у гоблинов. — Неважно кем и как ты рожден. Я заметил, что Одноживущие часто намного человечней, чем настоящие люди.