— Зеленым? — удивился Уот.
— В смысле незрелым. Неопытным.
— А-а, понятно.
— Я убил нападавших. И дальше мы пошли вместе — маг и я. Я не говорил попутчику о цели своего путешествия. Не рассказывал, что ищу древний амулет. А он ничего не сообщил о себе. Но я узнал, что те двое хотели убить его за то, что он украл у них книгу. Магическую книгу. Зачем воинам этот фолиант? Наверное, они рассчитывали его продать… Мы шли вместе, каждый со своими мыслями, каждый по своему пути, каждый к своей цели, не зная о цели товарища. Со временем я лучше узнал его, а он — меня. И мы сдружились. По крайней мере он был мне симпатичен. Тем более, что не раз нам приходилось выручать друг друга во всякого рода неприятностях, которых всегда хватает, если ты идешь, а не стоишь на месте. Я рассказал своему попутчику про Глаз Й’Орха — тот самый амулет, который хотел отыскать. А он показал мне свои руки и признался, что когда-то был сильным магом, одним из сильнейших. Но враги — он не объяснил, что это были за враги, а я не стал спрашивать — враги оковали его предплечья зачарованным металлом, лишив его былого могущества. И теперь он не мог творить волшбу, разве только самую простую. И еще он рассказал мне, что ищет мастера, который может разбить оковы. Мастера-гнома… Мы рассказали друг другу все. Между нами уже не было недомолвок… Это было мое первое путешествие в Дикие Земли. Тогда — а это было очень давно — Двуживущие старались держаться центра Мира. Нас было не так много, как теперь, и мы вполне помещались на относительно небольшой площади. А все остальные пространства были необжитыми, там жизнь шла без нашего вмешательства… Дикие Земли — сейчас и названия-то такого нет. А тогда! Можно было пройти три дня, неделю, и ни один Двуживущий не попался бы навстречу…
— Здорово! — выдохнул Уот, зачарованно внемлющий сумбурным воспоминаниям Глеба.
— Мы нашли талисман. И в ту же ночь мой друг убил меня. Предал. Из-за магической безделушки. Тем самым он дал мне цель. Теперь в каждой жизни я ищу его. С каждым новым Рождением я вижу, что он стал еще сильнее, и тем больше растет мое желание убить его.
— Как его зовут?
— В этом мире он известен как Епископ. Я бы все отдал, чтобы узнать его настоящее имя.
— Епископ… Люди, которые забрали Древесный Меч, говорили о нем.
— Что они говорили? — Глеб всем телом повернулся к гоблину. — Вспомни!
— Не знаю. Я прятался далеко от них, но это имя слышал отчетливо, и они несколько раз повторили его… Епископ. Да. Епископ…
Глеб помолчал. Сказал задумчиво:
— Это похоже на него. Он собирает все магические вещи, до которых может дотянуться.
— Ты хочешь убить его, но что это даст тебе? Ведь он вернется опять.
— Он может вернуться, но смерть заберет у него все. Он придет голым, без оружия и без знания; у него останется только память о былом могуществе, воспоминания о прошлой силе. Он придет Новорожденным.
— Как ты?
— Да, каким был я, когда вы подобрали меня на берегу. Голый мокрый птенец… Но я готовился, и теперь никто не назовет меня Новорожденным. Новичком — да, но не младенцем.
— Вы, люди, придаете такое большое значение словам.
— И, кроме того, не всегда мы можем вернуться.
— Почему? — удивился Уот.
— Чтобы войти в Мир, необходимо заплатить, и довольно дорого. Каждое Рождение требует платы. У нас ведь тоже есть деньги. Не золотые монеты, как здесь, другие, но их так же всегда не хватает.
— А у тебя много денег?
— Это моя последняя жизнь, — ответил Глеб. — Мой последний шанс поквитаться с Епископом…
Круг из рубиновых глаз стал сужаться. Уот, что-то почуяв, вскочил на ноги: он озирался, а острые уши его тревожно подергивались.
— Что… — начал было Глеб, но гоблин приложил палец к губам.
Глеб перехватил копье и тоже поднялся. Так они и стояли в отблесках пламени, когда из темноты, растопырив мохнатые суставчатые лапы, прыгнуло ни них первое существо. Уот вскрикнул от омерзения, и тотчас из леса поползли остальные — жирные пауки размером с человеческую голову, круглые, раздутые, со жвалами, истекающими ядом, с горящими точками глаз.
Глеб пронзил копьем одного, второго, третьего — по древку потекла белая жидкость, руки скользили на ней. Он с отвращением отшвырнул копье, выхватил из костра пылающую корягу и стал бить шевелящиеся мохнатые шары, рассыпая по земле быстро гаснущие искры. Пауки лопались, шипели, с хрустом проламывался хитин, но они все ползли, пожирая друг друга и стараясь достать жвалами отбивающихся путников.
Фехтующий Уот напоминал мельницу. Копье в его руках летало, рассекая жирные тела и расшвыривая их в стороны. Словно танцор, гоблин перебирал ногами, стараясь не наступить на омерзительных тварей.
Пауки гибли десятками, но все ползли живой мохнатой лавиной, громоздясь на уже погибших сородичей, образуя баррикады, и непонятно было, где в этой шевелящейся массе живые твари, а где мертвые, и Глеб колотил потухшей массивной корягой по ужасному живому ковру, бил не целясь, подчинившись панике, целиком отдавшись атавистическому страху. «Сублимация! Сублимация!», — метался ритм в голове. И Глеб поднимал и опускал свою дубину, разбрызгивая мутную жидкость, разметывая части мохнатых тел. Бил, потеряв представление о времени, слыша только стук крови в висках. Бил, когда Уот опустил копье, когда живых пауков больше не осталось. Бил, неистовыми ударами перемалывая свой страх и отвращение…
— …Все! Они уползли! Все!.. — внезапно донеслось до него, и он остановился, растерянно озираясь.